Продолжение. Предыдущая часть. Начало.
Настоящая «охота» за сюжетами – самое интересное занятие в практике журналиста. Особенно если сюжет касается мест ведения боевых действий. Согласитесь: кто откажется побывать на одной из бывших «горячих точек» в ЛНР? Да никто!
Задача журналиста во время войны вовсе не состоит в пропаганде того или иного идеологического направления. Журналист, если брать эту профессию в целом, — настоящий циник, которого интересуют только факты или сенсации. Но в этой «непонятной» войне многое поменялось местами: журналист порой становится добрее священника, выслушивая речи простых людей, оказавшихся между «жерновами войны». Именно с журналистами на протяжении всего периода боевых действий этой сучьей войны на Донбассе будут делиться самым сокровенным мирные жители. Именно их слёзы горя и отчаяния будут наблюдать операторы, фотографы и корреспонденты. И именно эти слёзы журналистам будет суждено носить в себе, даже передавая их в виде файлов в редакции…
Посёлок городского типа «Донецкий»… Некогда весьма яркий и развитый жилмассив сегодня, благодаря «титаническим усилиям» вурдалаков из ВСУ, превращён в развалины и руины. Наверно, нет в посёлке такого дома, который не пострадал бы от снарядов с надписями «жрите, сепары» или «дітям Донбасу — найкраще» (Детям Донбасса — лучшее), посылаемые «доблестной» сворой алкоголиков и дегенератов в форме гнилья укровермахта.
Население посёлка, насчитывающее до войны немалое количество людей, ныне составляет лишь какую-то 10-ю (если не 100-ю) часть оставшихся, которым выезжать по большому счёту просто некуда. Лишённые благ цивилизации ( повреждены водоснабжение и газопровод), люди вынуждены готовить еду и совершать гигиенические процедуры с помощью «привозной» воды. На каждого человека полагается от 50 до 100 литров на 2 дня. Скажите, порабощённые цивилизованными благами люди, хватит ли вам такого количества воды для омовения (я не говорю о душе или ванне! Об этом — даже не думайте…) или приготовления супа, который, согласно законам сохранения здравия, раз в сутки должен побывать в желудке? Да-да, в течении 2 дней… Я в этом, уж простите, сомневаюсь… Но это — лишь моё мнение.
Мы бредём по «главной» дороге посёлка, ведущей к его окраинам, граничащим с лесопосадкой, на которой в районе граничащего населённого пункта, подконтрольного ВСУ, вполне возможно могут быть «непрошеные гости». Вспоминая об этом, Лич показывает в сторону поворота в переулок. Мы сворачиваем туда.
– Тихо как в склепе… – замечаю я. – Ни детей гуляющих, ни старушек…
– Это дальше будет, – уверяет Лич. – Главное – «паси» по сторонам… Укропы в любую минуту могут баловаться начать… И под ноги смотри. Иногда можно на «сюрпризы» наступить. Сапёры здесь всё прочистили, но лучше перебдеть…
Н-да… Вот уж воистину, подбодрил…
Насчёт укропов верно. Почти каждую ночь (а спать приходится весьма чутко) мы слышим в наших «арахисах» (портативная радиостанция) комментарии дежурных из отдела связи: «Плюс там-то и там-то… Принял… Такой-то, такой-то! Ответь! Как слышно? Вижу шевеление в районе…». Ну и тому подобное… Позже, спустя пару месяцев, дежуривший на посёлке в политпункте Сомех будет сообщать, что посёлок вновь подвергся обстрелу. И имеются раненные. Среди ребят из гарнизона… Вот они — будни войны… Ай, к дьяволу. Не хочется о грустном.
Мирных жителей мы всё же встречаем. Одинокие пенсионеры заняты благоустройством двориков около подъездов пятиэтажек или идут в магазин. Островком красоты в мрачном сюжете кажется лебедь, вырезанный из старой покрышки в одном из дворов.
– Она не дожила до Майдана… – пускаю шутку, показывая на лебедь-покрышку. Лич смеётся.
– А тут собаки есть? – спрашиваю я у старушки, стоящей у подъезда.
– Ты что, есть хочешь? – поддевает меня Лич. – Азиатская кровь проснулась?
– Я не кореец! – ворчу я. – Я — центральнее…
Собака вскоре находит нас сама. Из подворотни в нашу сторону бежит агрессивно настроенный пекинес с громким лаем. Размеры моего четвероногого исторического «родственника» не позволяют робеть, однако, как утверждает практика, самые маленькие собаки — самые злые собаки.
– Да это он просто на форму реагирует! – объясняет нам женщина, вышедшая вслед за пекинесом. – Сюда до «Призраков» укропы пытались заглядывать, вот собаки наши их гоняли по улицам, штаны и обувь им рвали… Вот он на форму и лает.
– Эй! – я показываю собаке шеврон. – Мы «свои»… Эти… как их… Сепаратисты, во! Не ругайся!
Лич хохочет.
– Ты нашёл своего друга! – не унимается он.
– А как его зовут? – показывает Лич на пса.
– Лакки,- отвечает женщина.
– Счастливчик, – машинально перевожу я.
– А он и есть счастливчик, – улыбается женщина. – Под такими обстрелами выживал. И прятался редко. Всё больше по улицам шастал. Он диковатый немного…
Ещё раз улыбнувшись Лакки, мы двигаемся дальше, обходя посёлок. Перед нами разбитое «в хлам» здание, напротив которого расположено чудо архитектуры — дом со швеллерами, вмонтированными в стены.
– Интересное архитектурное решение, блин… – комментирует Лич, делая снимок «швеллерного» дома. – Домик со швеллерами. Видел такое когда-нибудь?
– Я с «мозайкой» дома видел в Донецке, – говорю я.
– То «мозайка», а это — швеллер! – Лич трясёт руками. – Швеллер, Карл!
– Ну, такое вот направление… Стиль такой… Хеви металл. Лично мне вот это более интересно… – я вглядываюсь в зияющие дверные проёмы разбитого здания. Возле них надпись красной краской «Не входить!». Зачем? Зачем написали? Запретный плод сладок…
Я ещё минуту колеблюсь, но вскоре любопытство берёт верх и, вооружившись вырезанным из большой прямой ветки «щупом» (мало ли что…), я шагаю к зданию.
– Куда ты пошёл? – шипит Лич. Я киваю на здание.
– Вместе, – тоном, не терпящим возражений, говорит Лич.
– Тогда один за другим, на всякий «пожарный», – парирую я, передавая ему камеру. Почему-то в первую очередь беспокоюсь о её целостности и сохранности.
Держа щуп в правой руке, левой беру небольшой камень с земли. Бросаю его на пол первого этажа здания, в кучу хлама, под которым может скрываться «сюрприз». Мера безопасности. Тут же «группируюсь» для прыжка в сторону.
Камень с глухим звуком падает на груду строительных обломков. Тишина. Считаю до шести.
– Пронесло… – сообщаю Личу и иду дальше, периодически тыкая щупом в кучи хлама. .
– Штаны постирай, – юмор Лича позволяет лёгкому «мандражу» затихнуть.
В здании жуткий дух запустения: стены покрыты толстым слоем плесени, кругом горы осыпавшейся штукатурки. Вот где с удовольствием тусовались бы панки, готы, «дэзеры» и прочие маргиналы, обладающие спящим разумом…
– Надо было «гида» (писаря из штаба) с собой брать… – резюмирую я.
– Кого? – Лич смотрит на меня как на пришельца из Космоса. – А стюардессу вам в одеялко завернуть не прикажете? Гида ему… Фриланс, это когда ты сам всё ищешь. В том числе и сюжеты.
– Мрачновато тут… – я отряхиваю бушлат. Успел стену локтем обтереть всё-таки…
– Что «нежитя» увидел? – смеётся Лич.
– При чём тут насморк? – не понимаю я.
– «Нежить» – это сила нечистая, а не насморк! Пойдём, ещё заглянем куда-нибудь… – Лич поворачивает назад. Я, согласно принципу «один за другим» передаю ему щуп и принимаю камеру и фотоаппарат.
Выйдя из здания, бредём в сторону соседнего дома. И тут возле руин какого-то старого здания на меня «накатывает».
– Давай видеообращение к Порошенко снимем, – предлагаю я Личу. Он не возражает.
– Готовсь! – он настраивает камеру. – Рукой махну начнёшь толкать речь…
Я киваю. Лич машет рукой.
– Господин Порошенко… – начинаю я. – Вот, посмотрите, что вы сделали с посёлком… Вы и ваши деревянные солдаты… И вот такое же будет и с вами, и с вашей резиденцией, если вы не прекратите посылать сюда свои батальоны нацистов и педерастов… Имели мы вашу политику и риторику… Кароч, вам хамил,борзел и угрожал – Канкуро. Укротитель огня…
– Снято! – сообщает Лич. – Зачёт!
Мы бредём домой… Завтра мы будем здесь в последний раз. Точнее я. Лич сюда позже ещё вернётся. Здесь же он, единственный из всего информотряда, вызовется добровольно дежурить на коррпункте в течение недели. Я лишь спустя неделю пойму, что это его последние дни на Донбассе в качестве военкора «Призрака»: в январе бригаду начнут «вливать» в НМ ЛНР, старательно прививая нам «уставщину» и выдавливая из рядов подразделений настоящих добровольцев. И об этом нам никто сверху не сообщит, не посчитав нужным… Поняв это,Лич уедет, чтобы спустя несколько месяцев вернуться для расследования гибели идейных бойцов «Призрака», к которому также подключатся ещё несколько сотрудников информотряда… Но это уже будет другая история…
Дома нас встречает Зазик, взбивающий подушку.
– Как тут обстановка? – интересуется он. – Я вам курева притащил, – он бросает нам пачки с сигаретами. Я ловлю пачки и ставлю их на полку, делая запись в блокноте.
– Нормально вроде всё, – я пожимаю руку Зазику. – Пока в основном учения снимаем.
– О! Нормуль! – Зазик с хрустом потягивается. — Хоть кости размять можно будет… Я тут уже чайник поставил. Кто повар?
Я поднимаю руку. Зазик сдаёт в «общак» две банки с консервами.
– А где товарищ политрук? – я ставлю консервы к пакетам с макаронами. Вечером можно будет макароны по-флотски сварганить…
– Уже где-то лазит… – Зазик накидывает на плечи китель «горки». – Он позже придёт. Пошли ужинать?
– Рано ещё, – я смотрю на часы. – Пока можно чаю погонять. Пуэр будешь?
Я протягиваю Зазику прессованный кружок китайского элитного чая. Чайник закипел. Лич не принимает участия в нашем чаепитии. Лёжа на койке, он предаётся раздумьям о чём-то своём…
Завтра… Завтра решится многое… И будет последняя «охота» на посёлке Донецкий… Для меня. И что бы ни случилось, общество должно знать, как выживают жители посёлка, превращённого в Чернобыль.
Это наша работа. И мы будем делать её качественно. Даже если мы самостоятельно что-то «мутим». Зато не «левачим»… Лезем во все дырки и бочки, суём нос туда, куда кто-то дуло от ружья не сунет… Чтобы люди знали правду. В которой сила и истина. Потому что мы по жизни отчаянные… И имя нам – Инфо-Легион…
Как-то так, товарищи…
22.05.2018.
