« Я — рыба, я — рыба… Я — камбала…»
Мотив молодёжной песенки в стиле «регги» (или ска), помогал мне отвлечься от грустных мыслей, связанных с планами на будущее, в которых на крайне близком горизонте замаячила перспектива возвращения домой.
Но, как говорят великие умы , человек лишь предполагает… А вот решают за него – все кому не лень…
Лавируя между большими лужами, в которых, как и на поверхности мокрого асфальта, отражался свет горящих вечерних фонарей, я и в самом деле чувствовал себя рыбой, плавающей в огромном водоёме, наполненном такими же рыбами — людьми и водорослями событий. А вечерний Алчевск по-прежнему, даже в сырое осеннее время прекрасен. Ничуть не хуже всяких Лондонов и Парижей… Непередаваемую гамму оттенков чувств могут, конечно, вызвать отдельные улочки и микрорайончики, квартиры, в которых за неимением более приемлемого варианта снимают действующие и бывшие бойцы «Призрака» и «четвёрки» (от рядового до сержантского состава). Офицерам везёт больше: они селятся в «мегаполисах» поближе к центральным улицам, чтобы иметь возможность по первому сигналу, пребывая в увольнении (отпуске), явиться в расположение части. И дело тут, наверное, не в «положении». Хотя…
Да блин… О чём я вообще? При чём тут офицеры? При чём тут солдаты? Война, как уже стало понятно, благодаря аналитическому мышлению тех, кто «разобрал по полочкам весь период» от начала «Русской Весны» до нынешних времён, закончилась. Наступило время «перемирий», позволяющих амбициозным и обделённым в «прошлой жизни» всеми благами (включая материальные) улучшить состояние своего благополучия, сделать карьеру, стать, на худой конец, знаменитым, дабы позже, спустя лет эдак «дцать», сидя в кресле-качалке у камина на веранде в загородном доме, потягивать коньяк из старой фляжки и «втирать» соседям о своих былых «подвигах», сверкая «крестом», полученным за «оборону» того, что в местных новостях будут называть «не имеющим стратегического значения». А всем, кто будет сомневаться, будут затыкать рот, банально ссылаясь на самый популярный аргумент («Да где тебе понимать в стратегии! А я ипаль-воиваль!..»). А настоящих, никому не известных, забытых всеми героев никто таковыми даже не назовёт. Они просто станут ненужными. Подвергающими сомнению «линию политики партии». Неблагонадёжными. Кандидатами на…арест или на ссылку «на гражданку»…
Так, размышляя о превратностях судьбы-злодейки, я добрался до дома, в котором снимал квартиру мой сослуживец и коллега из расформированного политотдела «Призрака», ныне тянущий лямку вместе со мной в «четвёрке». Я пришёл к Думу.
Поднявшись на второй этаж, я без труда отыскал заветную дверь, покрытую «сиротской» коричневой краской, и постучал (звонок — не работал). За дверью послышался скрип старого стула и равномерные шаги самого невозмутимого и спокойного «призрака».
Да, характером и манерами Дум, как никто другой, походил на Атоса из «Трёх Мушкетёров». Уравновешенный и спокойный. Хладнокровный и выдержанный. Мудрый философ, находящий выход из любого положения. И так же, как этот персонаж, Дум отличался завидной ловкостью и силой. Единственное, в чём Дум «подкачал» перед сим героем произведения, был его рост. Атос помельче будет. Дум же был самым рослым из всех нас.
Щёлкнул замок. В проёме двери появилась фигура моего товарища. Как всегда, широко улыбаясь, Дум потирал щеку, покрытую налётом однодневной щетины. Этот «налёт» вкупе с повязанной на голове тёмно-зелёной банданой делал его похожим на брутала-пирата. Не говоря ни слова, Дум распахнул дверь ещё шире, и, отстранившись в сторону, жестом пригласил меня заходить.
– Кониттива, Дум-сан!Намаэ рэ дэс ка? (Привет, Дум! Как дела? – японск.) – я протянул ему руку.
– Ёката! Аригато, Канкуро-сан! (Отлично! Спасибо, Канкуро!) – Дум пожал мою руку. – Давно тебя не было…
– Так мы на службе почти каждый день видимся… – я расшнуровал и снял ботинки. Чистота и уважение к чужому дому — прежде всего.
– Ну так то — на службе, а вот чтобы так просто вот всем взять и собраться… – мечтательно закатил глаза Дум.
– Дело стоящее, – кивнул я. – Но… трудновыполнимое. Фемида погрязла в отчётах и журналах всяких, Зазик потерялся в Дебальцево на службе, Камброд и Тихий стали «проигранными» в ПЦ НМ ЛНР, а Одиссей… Да, кстати, а где Одиссей? – и я вопросительно посмотрел на Дума.
– Тоже потерялся, – ответил Дум. – Только в «четвёрке». Это нам с тобой чутка полегче. Мы определённой работой заняты…
– Да уж… – согласился я. – Учимся профессионально врать и агитировать… Ну и военному делу в остальное время.
– И по два часа на сон! – засмеялся Дум.
– У тебя есть часы на сон? Дум, ты счастливый! – я прошёл на кухню, попутно «закатывая» толстовку на животе, чтобы достать из-за пазухи пластиковую бутылку (2 литра) с пивом. Вообще-то спиртное даже в свободное время у нас «табуировалось», но в этот раз… В этот раз просто хотелось «посидеть ни о чём». Просто поболтать с мудрым собеседником. Исповедаться. Поделиться всем, что пропустил через себя…
Увидев пиво, Дум полез в буфет за кружками, но я покачал головой и извлёк из бездонного кармана куртки, одетой на толстовку, пластиковые бокалы, вставленные один в один. Из другого кармана появился большой пакет с сушёной рыбой. Затем, мы, почти синхронно шлёпнули об стол двумя пачками сигарет.
– Холостяцкая романтика… – я бросил на стол коробок спичек. – Только телика с футболом не хватает…
– Ага. И «семок» в бумажном кульке! – Дум сел на табуретку и открыл пиво. – Как там у вас в гостинице?
– Стоит гостиница, – я держал бокалы, которые Дум наполнял янтарно-золотистым пенным напитком. – Что с ней станется… Тут вокруг такое творится, что хоть горшок на голову одевай…
– Если ты про «переворот», то я в курсе уже, – Дум закрыл бутылку и взялся за пакет с рыбой. Цепко взявшись пальцами за «бока» пакета, он разорвал его и высыпал мелкую рыбёшку на заранее поставленную на стол тарелку. Увидев, что я так и застыл с бокалами в руках, Дум забрал их у меня и тоже поставил на стол, одновременно пододвигая мне вторую табуретку. Я опустился на неё и вздохнул, пытаясь собраться с духом.
Дум понял меня: взяв свой бокал, он поднял его на уровень лица. Я сделал то же самое. Мы чокнулись и отпили по доброму глотку. Я прикусил рыбку и принялся выщёлкивать на пачке «Донтабака» какой-то мотивчик.
– Я слышал, ты плакат новый намалевал для штаба… – я опять отпил пива. – Что за тема?
– Да к празднику какому-то… – Дум махнул рукой. – У нас вся жизнь — сплошной праздник… Вот ещё и для футболистов нужно делать агитку… А ты над чем сейчас трудишься?
– Я? Я, дружище, независимое расследование всё веду… – улыбнулся я. – Только непонятно, к чему я пришёл, да и для чего я туда пришёл… Концовки нет пока. Да и запутанно всё как-то…
Я пытался оттянуть момент, когда придётся сообщить главную новость, но, видя, что Дум уже и так понял меня, я расстегнул куртку и, почесав шею, медленно проговорил:
– Я ухожу из «четвёрки», дружище… Всё, что я должен был сделать здесь , я уже сделал. Дальнейшую деятельность нас, как людей, зависящих от амбиций имущих власть и являющимися средствами для лоббирования их интересов, считаю бессмысленной…
Дум тоже вздохнул. Он понимал, что данное решение, которое я принимал в течение последних двух месяцев, далось мне с трудом: во мне как бы боролись чувства ложного «товарищества», принадлежности к миру местной милитари-«элиты» и чувство совести, сжирающее меня целиком… Нам запрещали поднимать «паникующие» темы в репортажах, запрещали слушать и слышать людей. Нет, не тех людей, что пострадали от обстрелов. В этом направлении наши обязанности выполнялись просто безукоризненно. Но, когда дело касалось внутренних проблем…
«Вы же говорили нам, что нас покажут по телевизору, и эта война закончится!» – говорили тогда нам мирные жители окраин Желобка или Кировска, которые были вынуждены жить, что называется, «от гуманитарки до гуманитарки», потому как не в состоянии были купить себе самое необходимое. И дело ведь не в том, что не было работающих магазинов в посёлках, просыпающихся и засыпающих под грохот падающих снарядов. Были магазины! Были! С полками, полными всякой всячины, от хлеба до бытовой химии. Но на всё это были нужны деньги… А где их взять в посёлке, расположенном почти на самой линии фронта, в котором не работает ничего кроме магазинов и церкви? Как можно было теперь смотреть этим людям в глаза? Они верили нам…
Города? Города жили немного лучше. Но и там наблюдалась безработица. В Алчевске рабочими местами поначалу «помогал» Металлургический. Так было, пока не был укомплектован штат рабочих. А потом…
А потом все шли кто куда… Кто-то — на службу, а кто-то, кому повезло иметь знакомых или родственников в необъятной России , выезжал туда.
Позже, кстати, в Россию уедут много бывших бойцов НМ ЛНР, ставших в мгновение ока «нытиками, которым денег надо». И проблема будет вовсе не в «скучной службе»… Просто ополченцам того времени было весьма трудно переквалифицироваться в профессиональных солдат. Ополченцы сражались за идею, не щадя своей жизни. Солдаты — выполняли приказ. Порой не всегда понятный…
А мы… А мы были «расфасованы» по всей ЛНР, согласно навыкам и умениям. Луганск, Дебальцево, Алчевск, Кировск, Стаханов, Желобок… Все эти города с радостью приняли бывших бойцов «Призрака». Мы старались прилипнуть к «своим»: казаки шли к казакам, коммунисты отправлялись в ДКО (Кировск, Донецкое), «пацаны» терялись в дебальцевской «семёрке» и алчевской «четвёрке»…
«Зачем вам всем эта «правда»?» – будет позже спрашивать нас какой-нибудь офицер из кадровиков. – «Вы воевать пришли? Так воюйте?…»
Воевать… И никто даже не пытался понять, что главная задача настоящего социалиста — не воевать, а бороться с несправедливостью! Ведь если все пойдут «ваивать», то кто же останется, чтобы защитить права обездоленных и угнетённых, оставленных нами на произвол судьбы? Кто скажет «стоп!» зарвавшемуся чиновнику, унижающему пенсионера или вчерашнего студента, ищущего работу? Нет, это не значит, что мы не должны защитить наши земли от фашистов! Должны! Но помимо фашистов нас притесняют и капиталисты. И именно капиталисты взрастили фашистов, готовых убивать нас и наших детей… Так с кем нужно воевать? Только с пьяными или обдолбанными бандеровцами? Хорошо, пусть будет так. А в это время, у нас под носом, сынок какого-нибудь «ЯБылНаМитингеЗаРифирендум», ставшего местным нуворишем, «отожмёт» помещение детского кружка, в котором потом сделает «наливайку» или «качалку». И хорошо, если «качалку»…
Но на всё это «низзя» было обращать внимание… Ибо это – «свои пацаны». И, видя это, мы должны были быть «в теме»…
Поневоле вспоминается старый анекдот про молодого «гаишника» и его начальника:
« – Сержант, там на твоём участке будет проезжать «мерс»… Ты его пропускай. Ты — в теме… Как понял? – Товарищ полковник, понял вас! «Мерс» пропустил! Когда к вам подойти? – Зачем? – Ну как зачем? Вы ж сказали, шо я — в теме… – Ну да! В теме! Но я не говорил, что ты — в доле…»
Кто был против этой «темы» , в лучшем случае считался сумасшедшим. «Отчаянным». В худшем… Не будем о грустном.
– Я ухожу из «четвёрки»… – повторил я, грызя рыбку. – Я уже подписал все документы.
– Куда потом планируешь? – Дум чиркнул спичкой и закурил сигарету.
– Не знаю пока… Эксперимент один думаю провести. А потом — в ДНР. Дела там у меня… Но я здесь ещё месяц буду. Хочу отметить Красный День Календаря. А если повезёт , то, может, и на Новый год останусь. А вот потом нужно ехать в ДНР. Ты же в курсе, мы с Сомехом над одной темой работали…
– Но работа встала, – констатировал Дум, жуя фильтр сигареты. – Давай свой стакан…
– Да. Нас «встали», – согласился я, протягивая стакан, который Дум наполнил пивом. – Сомех уехал. А одному продолжать тяжело… Без команды сложно.
Дум потрепал меня по плечу. И в этом чувствовалось всё — и одобрение, и поддержка, и сочувствие… Мы снова чокнулись и отпили по большому глотку.
– Канкуро, я понимаю, что несмотря на трудности ты не остановишься… – Дум раздавил окурок в пепельнице. – И я верю, что рано или поздно твоя деятельность даст свои плоды. Только один совет мой тебе… Прими его. Ладно? – Дум посмотрел на меня вопросительно, ожидая ответа. Я кивнул. Дум перевел дух и медленно проговорил:
– Не лезь на рожон, пожалуйста… Хотя бы в ближайшее время. События не те, чтобы в них «крутиться». И обязательно найди выход…
– Откуда? – я вытащил из пачки сигарету и стал крутить её в пальцах.
– Из того состояния, в котором ты сейчас пребываешь, – пояснил Дум. – В тебе сейчас клокочет что-то тёмное… И ему нужно дать выход. Не дашь выход — это тёмное сожрёт тебя и превратит во что-то неуправляемое… Я — художник, и я могу видеть по выражению лица, что чувствует человек. Потому и говорю тебе — найди выход…
Дум был прав: в последнее время я и сам чувствовал, как во мне закипает неудержимая ярость вкупе с желанием переворачивать всё вокруг верх дном. Я просто не мог понять и принять того, во что превратили наш 2014 год. Год Освобождения и Борьбы… Мне удавалось пока что контролировать это состояние, но оно всё больше и больше с каждым днём охватывало меня всего…
От Дума я ушёл поздно, почти перед самым комендантским часом. Пиво мы так и не допили. Дум убрал его в холодильник. Времени до одиннадцати часов вечера оставалось мало Но, благо, тех двадцати минут, которые у меня оставались, мне хватило, чтобы добраться до гостиницы…
На первом этаже всё так же одиноко сидел Родриго. Он смотрел что-то в интернете и пил кофе из большой чашки.
– О-о-о, компанио! Ти вернулься? Двери закривать? – Родриго встал из-за «вахты».
– Я сам, – я закрыл на массивную задвижку входные двери.
-Ти последний пришёль… Один. – Родриго показал один палец. – Остальной сольдат все в гостиница. Повар ушёль. Ужинать тебе нет…
Я потряс перед ним пакетом с «ништяками», купленными в «вечернике».
– Настоящий боец с голоду не умирает…
– Ти — запасливый! – рассмеялся Родриго.
– Ага, -кивнул я. – Только чая нет… Кофе не поделишься?
Родриго протянул мне большой пакет «Якобз». Я свернул кулёчек из листа бумаги и отсыпал туда себе кофе «на вечер». Мельком посмотрел на ноутбук Родриго. На экране — трансляция футбольного матча с участием команды из Аргентины.
– А куантос эстан, компаньеро (какой счёт, товарищ? – исп.)? – я показал пальцем на экран.
– Пока один на ноль, друга… – улыбнулся Родриго. – Ти спать?
– Нет. Ещё поработаю немного, – я положил кулёк с кофе в карман. – Тебе ватрушку оставить? Или колбасы?
Родриго замотал головой. Он не любит есть в позднее время.
– Ну тогда держи краба, – я пожал его руку. – Скучного тебе дежурства.
И я потащился в свою «обитель». В коридоре на третьем этаже я увидел Чегу, одиноко стоящего у окна.
– Коммунисты скоро будут День Революции отмечать, – он звякнул ключами от номера. – Ты с нами?
– Что за вопросы, брат? – я протянул Чеге ватрушку. – Конечно с вами!
Чега засиял.
– А завтра сходим на Шлаковую гору, – сказал он. – Покажу тебе кое-что…
– Замётано, – я кивнул. – Тогда до завтра. Спокойной ночи.
– Давай, – кивнул Чега. – Завтра после завтрака выходим, если дождя не будет…
Я ещё раз кивнул и зашёл в свой номер. Бросив пакет с ватрушками, расстегаями и варёной колбасой на кровать, я переоделся в «домашнее», включил ноутбук и поставил чайник…
Уже через двадцать минут я писал новую статью, пил кофе и ел бутерброды с колбасой и расстегаи…
Что же завтра мне покажет Чега?
А это… Это уже будет другая история…
01.10.2018.
