Правильно говорят великие и мудрые, когда утверждают, что человек, отказавшийся от традиций своего народа , обречён быть скитальцем, не имеющим Родины…
Наш народ уже наказан за свой «выбор», сделанный в 1991 году… Я не имею в виду конкретно «донбасский». Здесь скорее подразумевается народ одной большой страны, в которой все мы жили почти четверть века лет назад, состоящий из «старожилов», которые чтут традиции ради самих традиций, а не ради памяти, и «современных», которые вспоминают о традициях только тогда, когда это выгодно .
«Да ничего мы не делали!» – заорёт какой-нибудь истерик, живущий сегодня лишь одной мыслью — не умереть с голоду и не попасть в поле зрения полиции в комендантский час . – «Кто нас спрашивал?..»
Вот именно! Вы ничего не делали… Вы стояли, жрали халявную гречку, мечтали о том, как (в каком кабаке, по уровню дешевизны) потратите свои «честно выстоянные» цветные «фантики» -карбованцы, на которые можно было купить аж целых 2 бутылки водки… Нет, я не обращаюсь сейчас к настоящим советским гражданам. Я обращаюсь к тем, голубой мечтой которых была «заграница» с её «культурой» и «свободой»…- вы, суки, привели в нашу страну всё, что происходит в ней сейчас. И вам тоже придётся за всё это ответить…
К чему я так «разбушевался» , понять не трудно. Сегодня мы с Чегой, Родриго и Бозамбо идём на демонстрацию, посвящённую 99-летию Октябрьской Революции. Вот и накатывает…
Мы уже в столовой. Бозамбо укладывает в свой рюкзак полотнище красного флага, подаренного ему итальянскими коммунистами. Родриго проверяет свой фотоаппарат. Чега, как и положено «командиру» делегации, слегка волнуется. Я же, наоборот , сама невозмутимость. Успеваю проверить свой и Чеги «гаджеты», отхлёбывая из огромной кружки зелёный чай
– Куда это вы собрались, «черепашки-ниндзя»? – Мама Инна, видя нас в одинаковой камуфлированной одежде, улыбается, сравнивая нас с этими зелёными уродцами — героями «детей 90-х».
– Очищать город от мутантов Шредера… – парирую я, цепляя на поясной ремень сумку для «мыльницы». – Ну-ка, встали, попрыгали… – предлагаю я Чеге, Родриго и Бозамбо. Мы встаём и легонько прыгаем на месте. – Всем удобно двигаться? – Бозамбо кивает за всех. Я подаю Родриго советскую кокарду. – Прицепи на свою папаху.
Родриго, где-то выцыганивший себе казачью кубанскую папаху, не расстаётся теперь с ней ни днём, ни ночью.
– Прицепи кокарду на папаху. – говорю я ему. – И у тебя будет папаха «красного казака».
Родриго цепляет кокарду на «кубанку». Я допиваю чай. Бозамбо вскидывает на плечо рюкзак.
– Командуй, товарищ. – говорю я Чеге.
– Группа, на выход шагом марш! – Чега подражает заправскому ефрейтору, вызывая у нас улыбки. Мы идём на улицу. Возле магазина Чега останавливается.
– Гостинца надо к чаю взять на горком… – говорит он, роясь в кармане. Мы с Бозамбо опережаем его и заходим в магазин. Посетители, увидев шеврон «Призрака» на форме Бозамбо, расступаются перед нами.
– Наши защитники… – крестит нас бабуля, уступив нам очередь. Бозамбо обнимает её. Я нахмуриваю брови.
– Бозамбо, донт бозер пипл (не приставай к людям — англ.)… – говорю я, протягивая продавщице деньги — Два кило печенья с фруктовой начинкой и две большие бутылки воды с лимоном…
Получив желаемое, мы с Бозамбо выходим из магазина. Бозамбо поворачивается ко мне спиной, и я прячу печенье в его рюкзак. Бутылки с водой делю между всеми нами. Одну протягиваю Чеге и Родриго, другую, откупорив, протягиваю Бозамбо.
– Дринк анд гив ту дринк ми. Ай нид вотер, бикоуз ай хэв илл стомач (Пей и дай пить мне. Мне нужна вода, потому что у меня больной желудок)…
Бозамбо делает несколько больших глотков и отдаёт мне бутылку. Я выпиваю не менее половины…
– Чего мрачный такой? – Чега помогает спрятать бутылки в рюкзак Бозамбо (Бедный Бозамбо! Быть ему сегодня нашим интендантом…). Он смотрит на меня и понимает, что со мной происходит.
– Держись… – говорит он, похлопывая меня по плечу. – Скоро дома будешь. На Родине…
– Нет у меня дома. – отвечаю я. – И Родину у меня отняли… Вот пришли суки всякие с разными флагами и «идеями» и отняли… Всё отняли… Родину, мечту, друзей… Ладно, пошли. – я шагаю в сторону памятника Ленину, у которого мы должны встретиться с коммунистами Алчевска.
– Работать будем в две руки. – говорит Чега, по пути инструктируя нас. – Я и Родриго — съёмка видео. Канкуро — съёмка фото и текст. Бозамбо — помощь в организации. Поработаем, так сказать, чисто коммунистическим инфо-отрядом…
Он прав, поскольку инфо-отряда «Призрака» уже нет. Он расформирован. Остались только одиночки – фанатики, урывающие часы от отдыха в увольнениях, чтобы заняться привычным и любимым делом…
Спустя пятнадцать минут, мы оказываемся в нужном месте. Первым нас встречает Чёрный Тюльпан — бывший политрук из «Призрака». Напарник Фауста и Родигеса, покинувших ЛНР после расформирования части «Призрака» и «вливания» его в «четвёрку», Тюльпан тоже уже не служит. Настоящих коммунистов в НМ ЛНР не шибко жалуют…
– Здравия желаю, товарищи бойцы! – приветсвует он нас по-военному.
– Здравия желаем! – отвечаем мы с Чегой. Бозамбо уже в действии: он помогает натягивать флаги на флагштоки. Рядом с ним крутится Родриго с «мыльницей».
– Ну что? – к нам подходят Ольга Калиновна и моя «знакомка» Елена Астахова. Елена мило улыбается нам. Я улыбаюсь ей в ответ и тут же получаю лёгкий толчок от Чеги.
– О деле думай, Казанова…
– Есть думать о деле! – отвечаю я, отстёгивая от ремня свой гаджет.
– Сейчас «перекурим» и начнём! – сообщает Ольга Калиновна.
Я «перекуриваю» в прямом смысле. Отойдя в сторону, я зажимаю в зубах сигарету и выбираю «позицию» для фотосъёмки. Ольга Калиновна идёт к памятнику. Мы «рассыпаемся» по периметру площади. Чега показывает двумя пальцами на свои глаза и проводит ладонью вокруг, что означает: «следи за безопасностью». Чертыхаясь, я пытаюсь совместить функции фотографа и «оцепленца».
Мне становится легче, когда к нам подходят сотрудники ППС, выделенные для охраны мероприятия. Глядя на них , становится понятно – они «наши». И они не будут чинить препятствия. Они действительно будут охранять нас от тех, кому мы можем «помешать».
– Такие праздники надо помнить… – говорит молодой прапорщик в форме ППС-ника. – Чтобы в такое же зверьё, как во Львове, не превратиться…
Согласен с вами, товарищ прапорщик. Ой, как же я с вами согласен! Только поздно уже пить «боржоми»… Нынешняя «элитная» молодёжь отличается от этого «зверья» только тем, что она «за ЛДНР» и «говорит по-русски»… А этот праздник для неё — просто возможность посмотреть на оставшихся в живых «совков», которым – «всё – не так»…
Демонстрация идёт на «ура». Во время выступлений Чёрный Тюльпан и ещё один коммунист собирают у подходящих алчевцев подписи в пользу присвоения данному празднику статуса государственного Праздника в ЛНР. Родриго мечется с места на место с камерой в руках…
– И чего собрались тут… Какая революция? Лучше вон пенсию людям на Украине выбейте! Как уже ваша «революция» вместе с вашей ЛНР задолбала… Ни заработать из-за вас, ни на Украину съездить… – сказавший это мужик, напоминающий своей внешностью Олега Басилашвили, пытается «смазаться» в небольшой толпе людей, пришедших на митинг. Однако он уже попал в поле моего зрения.
Полиция не реагирует на него. Оно и понятно. А что она ему сделает? Пришьёт ему «укро-пропаганду»? Так это доказать нужно…
Мужик отделяется от толпы и направляется в сторону ближайшего дома. Я прячу фотоаппарат: основная часть репортажа уже снята, следовательно, отлучиться можно.
– Я «сквозану» на двадцать минут, брат? – обращаюсь я к Чеге, глазами указывая на покидающего быстрыми шагами митинг мужика. Чега кивает. Я иду за «пассажиром».
Нагоняю я его уже в подъезде дома. Он поднимается на второй этаж и останавливается у тамбурной двери, намереваясь перевести дух.
– Привет, сволочь… – я широко расставляю ноги и в упор смотрю на него. – Так это тебе денег не хватает?
Мужик оборачивается и лицо его становится землисто-серым.
– Я…я…я не то сказал, дружище… Я просто… Ну проблемы у меня, понимаешь? Не могу на Украину выехать. Засветился, понимаешь, в телевизоре на митинге… – начинает лепетать он, тряся двойным подбородком.
– Так тебя что, на митинги силой таскали? – усмехаюсь я.
– Ну… друг говорил, что будут тормозки раздавать. А мне не дали… Не дали! – срывается он на крик. – Вот где ваша честность?
– Там же, где и твоя смелость, попрошайка… – я вытираю вспотевший лоб. Ну, гад, сейчас я тебе спектакль устрою!
– Документы предъяви… – я протягиваю к нему руку. Вообще-то права не имею, но… Авось «поведётся»…
Трясущейся рукой он достаёт из куртки свой украинский паспорт и протягивает мне. Я читаю его фамилию имя и отчество. Прочитав их вслух , возвращаю ему паспорт и заявляю, что он, согласно законам военного времени, за «трусость и вражескую пропаганду» приговаривается к «высшей мере социальной защиты населения» и что «приговор будет приведён в исполнения немедленно».
Мужик трясётся, как желе в формочке, и блеет что-то про «деточек» и «жинку с зятем», вызывая у меня одновременно чувство брезгливости и смех. Мерзкий, противный склизкий червяк… Удел таких — пресмыкаться перед любым «хозяином» за мешок крупы или пять скомканных сотен. Скривив лицо, я жалею, что я не смогу ничего ему сделать (Права у меня на то нет. Да и воевать с такими смешно. Они сами себя жрут…). Это не враг. Это жалкая, вонючая, скользкая субстанция… У него случился приступ диареи только от «психологической атаки».
– Ладно, сволочь трусливая… Живи. Пока. – говорю я. – Только помни: за тобой могут прийти в любое время. И рот свой, дурно пахнущий, поменьше открывай…
И я, закурив, пускаю ему в лицо дым от сигареты. Застегнув бушлат, я спускаюсь вниз.
Выйдя из подъезда, первым делом набираю Чегу.
– Ты где? – спрашивает Чега. – Мы уже на горком идём…
– Молодцы. – отвечаю я. – Догоняю…
Беру низкий старт в сторону горкома. Через полчаса я уже там. Мне достаётся место за накрытым столом рядом с Еленой. Чега укоризненно улыбается, грозя мне пальцем. Я смотрю на часы и понимаю, что времени у меня от силы часа полтора. Мне ещё к Озёровой сегодня заглядывать.
Но это уже будет другая история…
21.11.2018.
